Приключения инспектора Бел Амора. Вперед, конюшня! - Страница 65

— Он же вас предупредил! — тут же взвился Чайник, а Макар лишь развел руками.

И это называется «пуленепробиваемое стекло»? Ничего не умеем делать, даже бронестекло, откуда только руки растут?

Ладно, будем считать, что дверь разбили на счастье.

Вся конюшня вместе с обслуживающим персоналом уже собралась в холле «Маракканны» — я давно не видел Ираклия, Брагина, Ван дер Стуула, фон Базиля, дядю Сэма, доктора Вольфа и фройлен фон Дюнкеркдорфф, даже Гуго Амбал и Хуго Верстак (они всегда ходят в паре) пришли поглазеть на мою презентацию — я им кивнул; некоторых молодых я в лицо не знал; но я не нашел здесь Тиберия Войновича — правда, на подобных собраниях Тиберий любит забиться куда подальше и читать «Спортивный курьер» или дремать. В полукруглом углу (если, конечно, угол может быть полукруглым) стояла голубая канадская елка до потолка, украшенная разноцветными гирляндами и красивыми бутылочками с портером, пепси и кокой.

Жеребцы погрязли в мягких креслах (вот именно — «погрязли»), нога за ногу или вытянув ноги на всю длину, с задранными выше колен тренировочными брюками, в тапочках на босу ногу, в расхристанных рубашках, завязанных узлом на голых животах а ля президент д'Эгролль. Они лениво попивали из бутылочек, почесывались, позевывали, ковыряли в зубах и без осоБoго любопытства, но с вежливым интересом, меня разглядывали.

Меня с председателем Суром поставили под елкой, как каких-нибудь китайских Санта Клаусов (я тоже был желтый после третьей бессонной ночи), и председатель, отбрасывая лысиной на потолок солнечные зайчики, представил меня от имени все той же «…многомиллионной армии тиффози, которые…».

И т. д. в том же д.

Я не мог вмешаться и остановить его, как это недавно сделал Президент. Суру понадобилось, наверное, полчаса, чтобы добраться до нескольких несложных фраз:

— Вот ваш новый командор, прошу любить и жаловать, желаю успеха в отборочном цикле чемпионата мира…

И это речь председателя Футбольной Федеративной Лиги?

О финале мирового чемпионата Сур даже не упомянул,- куда там! — если пройдем отборочные игры, это уже успех, о большем мы и пе мечтаем, где уж нашему теленку волка съесть.

Такая хилая целевая установка на очередной цикл чемпионата Вселенной да еще из уст футбольного председателя! — никуда пе годится. А где уверенность в себе? Я эти пораженческие настроения быстро поломаю,- если надо, то и через колено.

Этот новогодний утренник закончился тем, что у председателя начался приступ аллергического кашля — в холле стоял какой-то резкий раздражающий запах, и Сур чуть пе отдал душу своему китайскому Бoгу. Председателя увели осматривать «Маракканну», а я остался один на один с конюшней. Признаюсь, я прилично волновался и был не в своей тарелке,- а тут еще привкус «Цицерона» и этот запах в холле,- но виду не подавал.

— Ребята, вы меня хорош.о знаете,- грустно сказал я из-под елки, когда председателя увели кашлять на свежий воз.

— Знаем, знаем,- лениво ответили они из мягких кресел.

Интонация была понятна: «Знаем, знаем, что ты за фрукт».

Тогда у меня случился приступ красноречия (такое со мной бывает, когда я сильно волнуюсь), и я на одном дыхании и без запинки произнес — даже толкнул! — довольно складную тронную речь:

— Ладно, ребята,- сказал я.- Я буду говорить то, что думаю, а вы уж как знаете. Я не был великим игроком и не собираюсь корчить из себя великого тренера. Я простой, как валенок. И все же я кое-что понимаю в футболе. Я играл в «СОСках» в одной связке с Тиберием Войновичем,- где, кстати, Войнович? — однажды даже забил гол — заметьте, с игры, не с пенальти! великому Микеланджело Леффевру, более того, в конце своей карьеры сломал ногу самому Лобану, когда он доигрывал в «ЖЛОБах», и за это меня на год дисквалифицировали, и я уже не вернулся в большой футбол. Ираклий, ты чего в тюбетейке?… А, доктор приписал… О'к. Я такой же, как вы, плоть от плоти вашей, по образу вашему и подобию,- продолжал я.- Не Бoг, не царь и не герой. В команде я временно, потому что я — и вы это знаете — либерал, гнилой воды либерал… Брагин, иди чесаться на улицу!… Я согласился взять сборную конюшню только потому, что люблю вас, потому что здесь неплохо платят и потому что после ухода Лобана ни один крутой и здравомыслящий тренер до сих пор не согласился взять сборную, потому что вы медленно деградируете и опускаетесь на дно, даже утреннюю физзарядку не делаете, потому что ночами играете на компьютерах. А ну, честно: кто делал сегодня зарядку?… Вот! То-то и оно! Да вы еще не проснулись! Чего вы все чешетесь?… Компьютеры выброшу! Я тоже ненавижу зарядку, руки-ноги-спина врозь, а люблю перекинуться в картишки, сладко поспать, вкусно поесть и хорошо выпить, и вот когда с моей помощью вы опуститесь окончательно и почувствуете ногами дно,- вот тогда вы запоете «Сулико»! — потому что меня отстранят от должности и за несусветный гонорар пригласят Лобана, который сейчас подрабатывает сразу в трех стойлах,- в национальном, молодежном и юношеском,- в Приобском Хантстве, где местный хант щедро платит ему ранней сырой нефтью по среднему всемирному эквиваленту. Вот тогда вы поскачете через скакалку, вот тогда вы запляшете железную тарантеллу! Лобан вас запрет на три года в Шишкином Лесу, и — вставать по свистку. Хотите в тренеры Лобана?

— Нет! Не хотим! — с поддельным ужасом закричали все.

Впрочем, почему с «поддельным»? С самым настоящим ужасом.

— То-то! А теперь слушай объявление: Новый Год закончился, начинаем работать! Всем на завтрак! После завтрака — легкая тренировка. Ага, вы уже завтракали… А вот я с утра не успел. Тогда до обеда все свободны. Запаситесь мячами,- после обеда сыграем в пляж-болл с выбыванием.