Шел по коридору, встретил Ворону. Посмотрел ей вослед.
Вот кого я еще не подозревал. Вернулся в комнату и открыл черную тетрадь.
ВОРОНА.
Фройлен фон Дюнкеркдорфф. Тиффози называют ее Вороной. Вся в черном и в сером. Очень уважаема всей конюшней. Пресс-атташе. Связи с общественностью.
Библиотекарь. Советует всем прочитать книгу Лобана «Футбол — это война». Жеребцы, кроме Войновича и Ваньки Стула, совсем ничего не читают. Переводчица-полиглот (слово «полиглот» у меня всегда ассоциируется со словом «троглодит»). Редкий синий чулок из футбольных журналистов, хотя у нее только бантик синий, а чулки у нее серые, шерстяные.
Кстати, о фужерах. «Есть еще одни фужеры со своим стойлом футбольное Управление Жертв Революции. Когда-то они ходили в чемпионах Северо-Западной Конференции, а сейчас играют то ли в 5-й, то ли в 6-й лиге,- совсем слабенькие.» Футбольных журналистов бьют, берут в заложники, судятся с ними, фужеры везде суют свой нос. Однажды Ворона полгода провела в какой-то черной дыре, куда ее упаковали какие-то злые оборвары и, по слухам, изнасиловали (что вряд ли, она была бы счастлива). Отдали без выкупа. У фужеров свои профессиональные шаблоны. Одни пишут красиво, с пафосом. «Тренер взошел на капитанский мостик» — это означает, что тренер сел на скамейку запасных и сейчас начнется игра. Фужеры пишут книги за великих игроков или тренеров. Потому что игроки и тренеры часто двух слов не могут связать. Этот процесс называется «литературная запись» — фужер задает вопросы, тренер или игрок отвечает, фужер записывает, а потом правит, добавляет, зачеркивает.
Начинают обычно «аб ово» (от яйца). Читать, в общем, скучновато — если пишут «трудное детство», значит, читай, хулиганил и имел приводы в детскую комнату полиции; если «дворовой футбол», значит, с утра до вечера гоняли пузырь на пустыре и пропускали уроки; если малец стал «учеником слесаря», значит, был выгнан из школы и направлен в какое-то ФЗУ (Футбольно-заводское училище) или прямо на какойнибудь Гвоздильно-проволочный арматурный завод, где начал играть за юношескую заводскую команду «Арматура-3»,- тосе в разных вариациях. Строгий отец, добрая мать. Если строгий отец — значит, читай, батька драл будущего великого футболиста, как Сидорову козу. Ну и футбольная теория — «Бей-беги». Ну и футбольная философия — «Пузырь круглый, полигон кривой» — сойдет за философию. Я, конечно, преувеличиваю — среди фужеров есть и настоящие профессионалы, они формируют мнения тиффози, их даже бывает интересно читать; но настоящей пользы для тренера в этой литературе нет, а только засорение унитаза. (Мой первый наставник Сан Саныч-сан говорил, что мысли в голове, как вода в бачке унитаза, должны накапливаться плавно, с веселым журчаньем, потом затишье и — победоносный переход количества в качество: грохот, обвал, водопад, симфония! Так говорил Сан Саныч-сан.) Ворона стенографирует Лобана и пишет книги от Лобана.
(Похоже, Ворона влюблена в Лобана, но любовь ее безответна, потому что Лобану для сладострастия вполне хватает футбола.) «Футбол — это война» — она написала. Пишет их слогом синего чулка, который Лобану почему-то нравится,не понимаю, при всех своих талантах он боится чистого листа бумаги. Лобан не глух к нормальному человеческому языку, «логосы от Лобана» со скамейки запасных передаются из уст в уста тиффозной торсиды. Я уже приводил некоторые, вот еще: «Удар в штангу есть не что иное, как разновидность промаха».
«Что ты все чужому да чужому отдаешь? Давай договоримся так: раз чужому, а раз своему».
Но когда дело доходит до чистого листа бумаги, из Лобана лезет какая-то заумная фрейдовская нисенитниця. «…»
«ВОССТАНОВЛЕНИЕ ЛАКУНЫ
(Если кто-нибудь из Читателей поймет, что здесь написано
пожалуйста!):
«Я выделяю четыре уровня существования (oeuvre) человека в футболе: материальный, чувственный (сексуальный), онтологический и трансцендентальный. Материальное существование — это футболист, подвергающий свое тело трудностям тренировки. Чувственный (сексуальный) уровень проявляется в подсознании атлета, когда изнурительные тренировки, травмы, оторванность от семьи сублимируются, например, в образе надутого футбольного планетоида (любовь-ненависть к мячу, как к особи противоположного пола, напоминающая военно-полевую сублимацию, когда солдат спит со своим личным оружием — «Солдатушки, бравы-ребятушки, где же ваши жены?» Ответ: «Наши жены, ружья (пушки) заряжены, вот где наши жены»). Онтологический уровень характеризует существование футбола как сферы науки, техники, культуры и особого рода поведения. Трансцендентальный уровень в футболе выступает как единство материального, сексуального и онтологического уровней плюс умение владеть телом на подсознательных сигналах».
«ПРИМ.
Чтец из ФУФЛА: «Я, кажется, понял».»
ПРОБА ОБЕДА.
Тихий вечерок. Наверно, последний тихий. Все разбрелись по Маракканне. Завтра приезжает Лобан.
Сегодня у меня на ужин трансцендентальные бамьи и ударные взрыв-котлеты. Шеф-кок Борщ сидит в своем камбузе и женит чай.
— Чтобы чай был вкуснее и крепче,- говорит шеф-кок,его надо «поженить» — вылить из чайничка в чашку, а потом вылить из чашки обратно в чайничек.
Я заметил, что супам, борщам, антрекотам и даже макаронам и соусам передается настроение нашего шеф-кока. Он их одухотворяет, что ли? Значит,.он настоящий профессионал.
Уважаю. После нашей победы супы смотрят со дна нежно и верноподданно, солянка подмигивает, котлета воркует и желает вам приятного аппетита, ростбиф пускает сок, маринованные грибки снимают перед вами шляпки, спагетти сладострастно шевелят конечностями, соус весело насвистывает футбольный марш. После вымученной ничьей блюда ведут себя индифферентно — что-то ворчат (наверно, «жри, что дают»). После поражения взгляд у супа отсутствующий, щи — кислые и в рот не глядят, шницель в коме, макароны безжизненны и холодны.