Приключения инспектора Бел Амора. Вперед, конюшня! - Страница 172

172

Еще раз насчет высокой политики.

Я не способен ни вести какую бы то ни было политику (это невозможно даже из-за географически-практического моего положения), ни подносить кому бы то ни было снаряды — это невозможно из-за крайнего отвращения. Так. Но испортить себе жизнь вполне могу, когда меня потянет в лоб и искрение излагать свои суждения о том-то и о том-то. Тут я опасен. Сам для себя, конечно».

«4.07.83.

…Достал «Мир приключений-83». Сейчас прочитаю Алланов рассказ «Ветер и смерть» и чего-нибудь выскажу.

Начал читать.

Алан, оказывается, пишется через одно «л».

Многоточие — это значит «я читаю«…Борис Стругацкий любит говорить: «Опять какие-то иностранцы»…

«Он медленно выплывал из темных вод сна»…

В первой главе подробные описания всего, что попалось на глаза, много необязательного…японца будут перевоспитывать…идут разговоры о том, о сем…разговоры о войне для среднего школьного возраста…вторая глава чрезвычайно затянута фразами: «колени тряслись, в горле першило, ладони мокрые и холодные«…Эпиграфы из японской литературы очень хороши, но литературно и умственно они сильнее основного текста — значит, лучше без эпиграфов… Живой корабль… «помогая онемевшему от пережитого Акире высвободиться из амортизатора»…

«шагал на ватных ногах по коридору»… «сквозь гул в ушах просачивались обрывки фраз»… «прямым следствием этого шага стало усвоение обильной информации»…«еще одним неожиданным эффектом оказалось яростное сопротивление подсознания»…«активно отторгал любую информацию»…«дальнейшая психическая акклиматизация«…ага, он не перевоспитался.

Прочитал.

Гена, самым лучшим «японским» рассказом в русской литературе я считаю куприновского «Штабс-капитана Рыбникова».

Потому что он не об японцах, а об нас. «Штабс-капитан» — рассказ высшего класса, плотная смесь детектива, бытописательства и психпрозы. Рассказ Алана — не дальше пятого класса средней школы.

Что я могу поделать? Это так. Алану не говори, он обидится.

Его НФ вещи обычны. Вторичны, об иностранцах, о проблемах — он может быть спокоен, его будут печатать, у него будут книги, он будет писателем…

Испортил он мне настроение с утра, с утра было веселее».

«1 апреля 1983.

…Пока меня не было, объявился мой Первый Читатель. Скубент из Саратова, любитель фантастики. Прислал письмо в «ХиЖ» («Химия и жизнь»,- Г. П.), мол, передайте писателюфантасту Штерну. Он читал все мною опубликованное — даже «Дом» в «Дебюте» (а это не Саратов) — прислал свои восторги.

Гм… Всегда говорил, что существуют на свете придурки, которым я все же нужен! Да, это было приятно».

«26.04.83.

Мартович!

Вспомнил твою историю с милицейскими чинами — ты рассказывал ее в мае,как тебя и еще кого-то чуть не загребли в участок; но тебе помогли ангелы-хранители. А нам не помогли.

Меня и Сашу Оганесяна — загребли! Позавчера. Взяли мы с ним две бутылки вина и отправились на природу в лесок почесать языки. Не успели даже половину выпить, тут нас и повязали. В принципе, всегда можно с этими фараонами договориться, по разговор как-то по-глупому повернулся. На вопрос «где работаю» я по привычке ответил, что в Нижневартовске; да сдуру у меня оказался паспорт. А в нем видно, что я одессит, недавно прописался в Киеве, да плюс к тому мое утверждение, что работаю в Сибири. В общем, товарищ старший сержант, сопляк, едри его мать, решил, что он взял в лесу если не рецидивиста, то личность крайне подозрительную. И тут уже ничего нельзя было доказать. Посадили в воронок и повезли. И начали составлять протокол. Мне, в принципе, начхать, потому что еще нигде не работаю; а Оганесяну ой как нехорошо. Потому что он уважаемый инженер на киевском заводе «Коммунист». В общем, пришлось принимать срочные меры, отводить начальника в сторонку, шелестеть купюрами, говорить: «Возьми штраф, квитанции не надо и порви протокол».

Возымело!

Но когда мы очутились на слободе, то: принципиально купили те же две бутылки, вернулись в тот же лесок и назло кондуктору их распили. Чип (киевский поэт,- Г. П.) на следующий день страшно хохотал; причем напугал меня — позвонил и, изменив голос, сказал: «Вам звонят из милиции по поводу вчерашнего задержания».

Ну, все на пользу».

«Лето 1984.

…Решил собирать-коллекционировать все, что касается русских богатырей. Хорошую репродукцию Васнецова пока не могу найти, зато купил коробку папирос Львовской фабрики. Папиросы «Богатыри». Описать словами не могу то, что на папиросах изображено. Три кретина едут на трех… собаках, что ли. (Этот рисунок не на коробке, а на самой папиросе). Нет, описать невозможно».

«30.07.84. Киев.

…Бумаги нет, экономлю. На неделе обещают украсть для меня на писчебумажной фабрике 10 кг бумаги — это, наверное, много».

«Лето 1985.

Мартович!

«Снежный август» уже приносит плоды. Хороший украинский критик Михаил Слабошпицкий (и во всех смыслах отличный человек) взял книгу, взял меня и потащил в издательство «Молодь», и стал качать права — размахивал книгой перед гл. редактором и не давал мне рта раскрыть. Разнес к чертовой матери Дмитруков, Тесленков и Головачевых, объявив, что на Украине есть два писателя-фантаста: Светлана Ягупова и Б. Штерн, и что он, Михаил Слабошпицкий не потерпит и т. д. Ужасть!

Требует поставить меня в план на 1987 г. В общем, сейчас чтото будут решать.

Гена, я довольный.

Да, конечно, это не совсем то, что мы хотели, но это хорошо.

Шесть рассказов, и в них «Горыныч». Это не Книга, но это мощный довесок к той книге, которая будет в «Молоди»,- и тогда никто ничего не поймет, если я буду говорить, что у меня две книги.

172