— Мы подумаем.
— Ребята, о чем вы собрались думать?! — не выдержал Президент.- Судьба Вселенной в ваших руках!
— Мы подумаем,- упрямо сказал Макар.
— О том, как получше сдать игру,- объяснил Ираклий.
Президент кивнул и пожал им руки.
А я спрятал коробочки в сейф.
НАЧАЛО ОПЕРАЦИИ «БЕЛАЯ НОЧЬ».
Основной обоз добирался до Приоби целый месяц. Под видом Высокого посольства к Вездесущему Ханты мы (обозом руководил дядя Сэм) буксировали две вакуумно-диффузионные «штуки» — в центре обоза в стоге сена везли основную, чистенькую 40-кубо-миллиметровую «Афину», а в возе навоза запасную (первую, экспериментальную, грязную) «Фрау», и все причиндалы к ним, занимавшие 5 тысяч железнодорожных вагонов-контейнеров. Вдогонку досылали всякие забытые мелочи.
Так, например, шеф-кок Борщ забыл на «Маракканне» свой черпак — в полуголодном Приобском Хантстве это была важная мелочь — и черпак прислали дополнительным рейсом.
Путешествие было нелегким. «Оно описано в академическом издании.» Главные специалисты приехали в Хантство скрытно, за три дня до Матча Смерти; всех участников операции,- спец-отряд, бессмертных, руководящий состав, подсобные службы, технический персонал везли разными трассами в разных автобусах — автобус на двух-трех человек, чтобы при случае дорожной катастрофы или, того хуже, нападения каких-нибудь потусторонних наблюдателей, жертв было по возможности меньше, и чтобы они (жертвы) были ЗАМЕНИМЫ.
Я ехал в одном автобусе с бабой Валей и тетей Катей. Они несли ответственность за эластичную ленту Мебиуса в «рогатке». Ее, ленту Мебиуса, плели бригады под их руководством. Женщина в автобусе — плохая футбольная примета.
Но я уже стал немного разбираться в математике и решил, что две женщины — минус на минус дает плюс. Все обошлось без эксцессов. На границе нас встречали Сам Его Величество Вездесущий хант Ханты-Приобский — в медвежьей шубе и в оленьих унтах, хантыйский посол в Метрополии (уже третий по счету) — в ботиночках, в застегнутом на все пуговицы френче и с кинжалом на боку, и наш Временный посол в хантстве дядя Сэм — в «аляске» и в белых валенках. Дядя Сэм уже все подготовил.
Все было готово.
В ХАНТСКОМ-ЮРТЕ.
Не могу не вспомнить обстановку в Хантском-Юрте. Мелочь, а неприятно. В центре Юрта пылал костер, над ним на вертеле жарился баран. По кругу — ковры и диваны, диваны и ковры. В розовый цветочек.
— Рафа, кому ты продал ковры и диваны?! — с ужасом прошептал я.
— Не прошло и трех лет, как вы об этом спросили, командор,- уныло усмехнулся Рафа.
— Я не хотел вмешиваться в твои дела.
— В паши, в наши дела, командор. Вы хотели быть чистеньким.
— Да, я хотел быть чистеньким. Отвечай: кому?
— Если вы задаете этот риторический вопрос, значит, вы знаете ответ. Вы же сами видите.
— Ему?!
— Ему.
— Ханту?!
— Ну.
— Фирма «НУ»?!
— Ну.
«ПРИМ.
Лучше бы я не видел эти ковры и диваны в Хантском-Юрте. Через десять лет я давал показания Временной Приобской революционной комиссии узкоглазому следователю по особо важным делам с травянистой, как приправа хантского барана, фамилией…
Салат?… Пастернак?… Померанц?… нет… Чемерица?
Вспомнил, да, Чемерица!
— Ну? — спросил Чемерица.
— Что «ну»? — спросил я.
— Баран ел?
— Ну, ел.
— Народный баран ел, шкварка не платил. Не хорошо!
— Хант угощал.
— Знаю. Ковра сидел?
— Не сидел.
— Ага. Тогда дивана сидел?
— Сидел.
— Диван ханту продал? Подох не платил? Не хорошо!
И т. д. Что он от меня хочет?
— Ну?
— Что «ну»?
— Фирма «НУ»,- подмигнул мне следователь Временной революционной комиссии.
Умолкаю. Отчеты о деятельности «Народного Универсума» заняли далеко не две тетради и к моим футбольным отчетам имеют лишь косвенное отношение.»
ПИРОЖКИ С КАПУСТОЙ.
В Дыню мы проникли, уже не секретясь. Мы отказались от протокольно-дипломатического обеда, не было времени. Верхне-Вартовский кордонфорпост наша колонна пересекала на автобусах, лимузинах, поездах и ледоколах двенадцать часов — бесконечная кавалькада. Я стоял рядом с Лон Дайком и Капельцыным. Проходя мимо нас, кавалькада разделялась на две колонны — одна (с Племяшиным) направлялась к Восточному полюсу «дыни», вторая (с Брагиным) — к Западному. Впереди полыхало инфракрасное смещение.
— Типичная люминесценция растворов солей эйнштейния, возбуждаемая пси-лучами,- с восторгом объяснял академик Капельцын.- В этом сиянии и состоит гравитационное проклятие Ньютона.
Я с ним полностью согласился. Хантские пограничники крестились и отдавали нам честь. Наверно, они принимали нас то ли за смертников, идущих Туда, то ли за выходцев Оттуда. Мы пропускали всю эту колонну мимо себя, чтобы удостовериться, что ничего не забыто.
Мы были очень голодны. Фройлен фон Дюнкеркдорфф принесла нам полную сумку каких-то пирожков. Сама готовила. Мы обрадовались.
— С чем пирожки? — любовно спросил я у фройлен.
— С говном,- встрял Лон Дайк.
«Я вынужден, я не имею права не записать это бессмертное высказывание лауреата Нобелевской премии академика Лон! Дайка.»
— Фу! — улыбнулась фройлен и не обиделась.- С капустой. Мяса и картошки здесь нет.
Мы позавтракали, пообедали и поужинали.
В последний раз, думали мы.
Лон Дайк тоже ел с аппетитом. Ничего, вкусные были пирожки.
ИЗ ДОКЛАДНОЙ ЗАПИСКИ БРИГАДНОГО ДЖЕНЕРАЛЯ БЕЛ АМОРА ПРЕЗИДЕНТУ
Д'ЭГРОЛЛЮ О РЕЗУЛЬТАТАХ ОПЕРАЦИЙ «БЕЛАЯ НОЧЬ» и «МАТЧ СМЕРТИ».