Наверно, надо верить своему первому впечатлению.
Лобан знает, что нужно тому или иному игроку,- знает лучше самого футболиста. Заглядывает в комнату Брагина, тот лежит, отдыхает.
— Давай, Брага, вставай, сколько можно лежать?
Но тут же в коридоре увидел фон Базиля: — Чего ты все ходишь? Иди полежи.
Лобан думает в движении, ему не лежится и плохо сидится, мысли нужно разболтать в голове. Когда он говорит: «Пойду пройдусь», значит, он пойдет думать.
— Пойду пройдусь.
Он избегает ходить по людным улицам, но если уж ему приходится идти,- к примеру, в магазин за яблочками, морковкой и хлебом,- то он идет в глубокой задумчивости, сгорбившись, опустив голову и втупив глаза в асфальт. Но он ни о чем не думает. Он идет, как дезертир сквозь строй. На него все смотрят, оглядываются, тычут пальцами, забегают сзади, чтобы заглянуть в лицо, пытаются взять автограф. Он знаменитость, а все знаменитости и есть дезертиры с людных улиц.
При переездах и перелетах, в автобусах и вагонах, в переполненных космопортах и на вокзалах Лобану тоже несладко.
Это тяжело, по себе знаю — хоть я не столь знаменит, но тоже хожу по улицам, не вертя головой по сторонам. Случается, на меня нагло набрасывается какое-нибудь ошалевшее тиффозное Неуважай-Корыто (или, наоборот, робко подходит охрипший от уважения незнакомец) и начинает советовать, какого игрока поставить на очередную игру. Первых я тут же посылаю куда надо, а вторым вежливо объясняю, что они меня с кем-то спутали.
Но я о Лобане. Он пошел пройтись. Ему надо подумать над основным составом. Он еще не знает, что его ждет. Он не знает, что Матч Смерти продан Хаиту на корню. Лучше бы никогда не узнал.
ЧТО МЫ ИМЕЕМ.
Состоялось совещание по составу. Кто остался в конюшне?
У нас никого не осталось. Молодая, настоящая конюшня — у Хаита, другие — в спец-отряде, их нельзя задействовать. Остались старики. И сопляки. Лобан должен выбирать из них.
Я уж отведу душу перед концом света и вспомню старичков. (Молодых, которых пробует Лобан, я плохо знаю.)
ИРАКЛИЙ ТОРРИЧЕЛЛИ. ТОРРО.
Торричелева пустота — это не о нем, Ираклий к ней ни при чем. Великий игрок.
У громадного Ираклия мышцы ног очень мощные, а маленькая стопа (размер обуви 38) позволяет ему бить по планете почти без замаха, резким.щелчком — в этом секрет его страшнoro удара. В «оборотне», когда все раздваиваются, Ираклий безукоризнен, но продолжает задумываться в «спокойные» моменты игры.
БАЗИЛЬ ФОН БАЗИЛЬ. Просто БАЗИЛЬ.
Под стать Ираклию. Хотели было заменить Ираклия на фон Базиля, но сейчас об этом и речи нет. Будут играть оба — волнолом и чистильщик — у нас нет игроков их класса.
МАКАР.
О нем я много писал. Еще напишу. Счастливый человек Макар. У него словно нет нервов. «Какая разница кого обыгрывать? Федералы так федералы». Всегда бутылка с брютом за рамкой. Какой-то любопытный зарамочный фужер — из тех, кто сшивается там с фотоаппаратом,- подобрался к бутылке, хлебнул и чуть не скис от оскомины. Все голкиперы употребляют по ходу матча что-то взбадривающее — кофе или чай, немного алкоголя или марихуаны. Макар же прикладывается к брюту. Еще бы, когда лично в тебя целятся из 500-тонной дуры-мортиры и стреляют зажигательным 200-калиберным снарядом, который ты должен взять или отразить, надо взбодриться. Капитан команды и единственный человек в конюшне, в котором я уверен на все сто. Играет просто и надежно, без фокусов, так и надо. Всегда в серой поношенной кепке с антифотонным козырьком и со всевидящей пуговицей на макухе. Наверно, и спит в кепке.
Рассудителен, молчалив, но может на любом полигоне корректно, не нарываясь, потолковать с арбитром, умеет дать краткое и толковое интервью фужерам, произнести тост на дипломатическом приеме. Арбитры, тиффози, все, даже английская королева, его уважают. Профессиональный недостаток (если это можно назвать недостатком голкипера) — нервничает в рамке, когда ему бьют пенальти. Нужны ли все эти качества для нашей сантехнической спец-операции? Да. Но Макар — голкипер, а не виртуозный технарь-оборотень, как Племяш.
У нас нет хорошего второго вратаря. Жаль, что продали Чайника Ханту!
РАФАЭЛЬ ОФОНАРЕЛЛИ. ФОНАРЬ.
Я уже писал о нем. Будет играть. Часто будем играть от него, от Фонаря.
ВАН ДЕР СТУУЛ.
Ванька Стуло. В игре. Стар стал, но без него никак. Ничего — поиграет, отдохнет, отдохнет, поиграет.
АФАНАСИЙ КОСТАНЖОГЛО. КОСТОЛОМ, КОСИНОГА.
О нем я еще не писал. Лобан долго сомневался — брать, не брать. Я посоветовал пригласить. Пригласили. Не жалеем. Наш родной Костолом. Первый в драке, наводит страх на соперников. Иногда бьет и своих, чтоб чужие боялись. Родненький ты наш! Подкаты — страх Божий! — выпрыгивает из омута двумя ногами вперед и сзади. Рекордсмен по переломанным костям (чужим), желтым и красным карточкам (своим). Мы бы тебя не взяли в конюшню, но нам нужен свой родненький Костолом, чтобы нас хоть немного побаивались соперники (у конфедератов или у восьминогов таких костоломов по полкоманды и больше).
ЯКУБАСИ НИФУЯСЕБЕ.
Кличка нецензурная. Тоже сомневались, но взяли. Любимчик тиффози, оттянутый хавбек; очень радуется, когда забивает гол (редко, голы в его задачу не входят). Недостаток: в конце Игры, при счете не в нашу пользу, когда нужно по-умному взорвать расклад, в нем умирает госпожа Фантазия, зато просыпается господин Камикадзе и прямолинейно идет на вульгарный примитивный таран, что не есть хорошо.
ХУАН ЭСТРЕМАДУРА. СТРЕМА.